Чтобы сузить результаты поисковой выдачи, можно уточнить запрос, указав поля, по которым производить поиск. Список полей представлен выше. Например:

Можно искать по нескольким полям одновременно:

Логически операторы

По умолчанию используется оператор AND .
Оператор AND означает, что документ должен соответствовать всем элементам в группе:

исследование разработка

Оператор OR означает, что документ должен соответствовать одному из значений в группе:

исследование OR разработка

Оператор NOT исключает документы, содержащие данный элемент:

исследование NOT разработка

Тип поиска

При написании запроса можно указывать способ, по которому фраза будет искаться. Поддерживается четыре метода: поиск с учетом морфологии, без морфологии, поиск префикса, поиск фразы.
По-умолчанию, поиск производится с учетом морфологии.
Для поиска без морфологии, перед словами в фразе достаточно поставить знак "доллар":

$ исследование $ развития

Для поиска префикса нужно поставить звездочку после запроса:

исследование*

Для поиска фразы нужно заключить запрос в двойные кавычки:

" исследование и разработка"

Поиск по синонимам

Для включения в результаты поиска синонимов слова нужно поставить решётку "# " перед словом или перед выражением в скобках.
В применении к одному слову для него будет найдено до трёх синонимов.
В применении к выражению в скобках к каждому слову будет добавлен синоним, если он был найден.
Не сочетается с поиском без морфологии, поиском по префиксу или поиском по фразе.

# исследование

Группировка

Для того, чтобы сгруппировать поисковые фразы нужно использовать скобки. Это позволяет управлять булевой логикой запроса.
Например, нужно составить запрос: найти документы у которых автор Иванов или Петров, и заглавие содержит слова исследование или разработка:

Приблизительный поиск слова

Для приблизительного поиска нужно поставить тильду "~ " в конце слова из фразы. Например:

бром~

При поиске будут найдены такие слова, как "бром", "ром", "пром" и т.д.
Можно дополнительно указать максимальное количество возможных правок: 0, 1 или 2. Например:

бром~1

По умолчанию допускается 2 правки.

Критерий близости

Для поиска по критерию близости, нужно поставить тильду "~ " в конце фразы. Например, для того, чтобы найти документы со словами исследование и разработка в пределах 2 слов, используйте следующий запрос:

" исследование разработка"~2

Релевантность выражений

Для изменения релевантности отдельных выражений в поиске используйте знак "^ " в конце выражения, после чего укажите уровень релевантности этого выражения по отношению к остальным.
Чем выше уровень, тем более релевантно данное выражение.
Например, в данном выражении слово "исследование" в четыре раза релевантнее слова "разработка":

исследование^4 разработка

По умолчанию, уровень равен 1. Допустимые значения - положительное вещественное число.

Поиск в интервале

Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO .
Будет произведена лексикографическая сортировка.

Такой запрос вернёт результаты с автором, начиная от Иванова и заканчивая Петровым, но Иванов и Петров не будут включены в результат.
Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки. Для исключения значения используйте фигурные скобки.

-- [ Страница 1 ] --

Санкт-Петербургский государственный университет

Факультет переподготовки специалистов

по социологии и социальной работе

«Социополис»

Библиотека современного социогуманитарного знания

Общая редакция В.В. Козловского

В.И. Ильин

ДРАМАТУРГИЯ

КАЧЕСТВЕННОГО ПОЛЕВОГО

ИССЛЕДОВАНИЯ

Санкт-Петербург 2006 УДК 303.4.02 ББК 60.5 И 46 В.И. Ильин.

И 46 ДРАМАТУРГИЯ КАЧЕСТВЕННОГО ПОЛЕВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ. - СПб.: Интерсоцис, 2006. - 256 с. («Социополис»:

Библиотека современного социогуманитарного знания) ISBN 5-94348-043-9 Главный исследовательский вопрос данной работы: как можно интерпретировать информацию, получаемую с помощью качественных методов? Исследовательская ситуация рассматривается с точки зрения драматургического подхода. Это значит, что информанты и наблюдаемые люди не просто делятся информацией, они играют в спектаклях под названием «интервью» или «нас пришли изучать». Играя, они озабочены презентацией себя.

Книга является попыткой обобщения опыта полевых исследований, накопленных автором. Систематический и популярный язык позволяет ее использовать в качестве учебного пособия как для начинающих, так и для относительно опытных исследователей.

Может быть полезна социологам, этнологам, маркетологам, политологам - всем, кто изучает жизненный мир людей с помощью качественных методов.

УДК 303.4. ББК 60. И Работа подготовлена при поддержке Национального фонда подготовки кадров (НФПК) по проекту «Создание Федерального центра повышения квалификации в Санкт-Петербургском государственном университете» в 2003-2004 годах.

© Издательство «Интерсоцис», © Ильин В.И., © Яковлев В.В., художеств, оформление ISBN 5-94348-043-9 серии,

ВВЕДЕНИЕ

Огюст Конт, один из первых мыслителей, задумавшихся о смысле познания общественных явлений, ответил на этот вопрос, следуя логике естественных наук: «познать, чтобы предвидеть, предвидеть, чтобы мочь».

Этот пафос социологии как инструмента предвидения мира с целью его преобразования сохраняется и по сей день. Наиболее четко он проявляется в исследованиях электорального и потребительского поведения. В первом случае целью является познание состояния общественного мнения для предвидения поведения избирателей в день выборов. Это позволяет политикам и их штабам манипулировать общественным мнением во имя достижения победы конкретного кандидата или партии. В другом случае целью познания является оценка емкости того или иного рынка или его ниши, что позволяет на основе прогноза его изменений выстраивать маркетинговую стратегию фирм. Более или менее четко ориентация современных социальных исследователей на обслуживание процессов преобразования мира заметна и при изучении многих иных тем. Субъекты, имеющие власть, мир воспроизводят и перестраивают, а общественные науки, изучая этот мир, дают им информацию для принятия управленческих и политических решений. В данном случае заказчиком и потребителем социальной информации выступают органы управления страной, городом, фирмой и т. д.

Такая функция обслуживания власть имущих в наше время встречает все больше скептицизма со стороны и власти, и самих исследователей.

Объектом скепсиса является, прежде всего, способность социальных наук предсказывать сколько-нибудь сложные процессы, возникновение качественно новых явлений. Когда все антикоммунистически настроенные обществоведы прогнозировали более или менее быстрый крах советской системы, она не только не рушилась, но и укреплялась. Когда научный антикоммунизм смирился с ее вечностью, она рухнула так быстро и неожиданно, что никто не успел этого предсказать. Разумеется, данное суждение не относится к всегда имевшим место философским предсказаниям, исходившим из диалектического принципа конечности всего сущего:

все смертны, все государства рано или поздно исчезнут.

Другой возможный вариант понимания функции социальных наук не связан с задачей обслуживания власти или оппозиции. Его исходный принцип я бы сформулировал так: «Познать, чтобы понять, понять, чтобы сосуществовать». Индивиду необходимо понять себя и социальную среду своего существования, чтобы наиболее эффективно сосуществовать с ней. Ему требуется понять значимых для него Других, чтобы быть в состоянии сосуществовать с ними, с одной стороны, не заставляя их быть похожими на себя, а с другой - и самому не теряя своеобразия. Лишь понимая Другого, можно уйти от соблазна определить его как «дикого», «странного», «опасного» и т. д.

Чтобы понять Другого, надо увидеть мир его глазами, в его терминах, через призму его осознанных интересов, страстей, предрассудков, иллюзий, надежд. Иначе говоря, надо понять его жизненный мир изнутри. С помощью традиционных методов социальных исследований, базирующихся на позитивистской методологии, сделать это нельзя. Для достижения этой цели необходимы иные, гибкие методики, не пытающиеся копировать инструментарий естественных наук.

Любое общество социально неоднородно. Чем оно сложнее, тем выше уровень неоднородности. Разные сословия, классы и слои всегда жили в разных социокультурных мирах, часто разделенных пропастью. Современные общества стремительно приобретают мультикультурный характер в силу нарастающих масштабов разных видов миграции, формирования целой палитры стилей жизни. В этих условиях никто не живет просто в каком-то обществе (российском, германском или американском). Люди живут в относительно изолированных социокультурных мирах (полях), сформированных коллегами по работе или учебе, родственниками и друзьями. В каждом таком социокультурном поле свои материальные возможности, свои нормы и ценности, свои особые правила интерпретации вещей и поступков, свой словарный запас, свои нюансы в его понимании. Каждый город, говоря словами Р. Парка, представляет собой «ансамбль социальных миров». И за пределами нашего мира в поле зрения, но вне поля понимания, живут, ходят, борются за существование Другие. Нам от них никуда не деться, как и им от нас.

Мы обречены жить по соседству: богатый с бедным, коренной житель с иммигрантом, успешный с неудачником, здоровый с инвалидом, алкоголик с принципиальным трезвенником, монах с развратником, молодой со стариком и т. д. и т. п. Другие - «странные» и «непонятные», а то и «опасные» в силу своей инаковости. Атмосфера социокультурной изоляции благоприятна для роста самых разных видов фанатизма и твердолобости. Барьер непонимания чреват в лучшем случае отчуждением, в худшем - кровавыми конфликтами. Мы живем рядом в физическом пространстве, но бесконечно далеко - в пропространстве социальном.

И для устойчивого существования этого пестрого общества ему необходимы посредники в виде «путешественников», которые смело пересекают границы социальных миров, пытаются понять логику их существования и донести ее до жителей иных миров. Потребителем такой информации выступает не только и не столько власть, сколько бесконечно многоликое общество индивидов. Обычные индивиды, целиком поглощенные повседневностью, не имеют времени, сил, ресурсов и способностей, чтобы путешествовать в иные социальные миры (поля). И исследователь социальных миров может выполнять функции посредника, расширяя пространство взаимопонимания, кооперации, сотрудничества.

Власть не выпадает из круга потребителей такой информации. Она просто указывается в ряду других читателей текстов. Мир Кремля от мира обездоленных Москвы находится дальше, чем от мира вашингтонского Белого Дома. Данные социальной статистики и массовых опросов не смягчают этого непонимания. Нельзя представить себя на том месте, которое ты никогда не занимал. Не может успешный политик взглянуть на мир глазами неудачника, а потому он не в силах ему помочь. Социальная помощь, как и лекарство, эффективна лишь при адекватности средства объекту. То, что спасает одного, с таким же успехом убивает другого.

Мир бизнеса, маркетинга, технологий отделен глубокими социокультурными пропастями от миров основной массы потребителей товаров и услуг. На границах этих миров очевидное превращается в невероятное.

Потребление же за пределами логики физического выживания становится производством смыслов, инструментом конструирования идентичности, средством коммуникации. Люди одеваются не только для того, чтобы защититься от холода, но обозначая свою принадлежность к тому или иному полу, классу, типу, возрастной группе и т. д. Аналогичным образом потребление пищи, автомобилей, домов, мебели, информации и т. п. - это часть логики соответствующих социокультурных миров (полей). Поэтому успешный маркетинг часто зависит от способности производителей товаров и услуг заглянуть в жизненный мир, в пространство смыслов своих целевых групп. И здесь традиционные методы массовых опросов помогают в снятии лишь очень поверхностной информации о легко наблюдаемых формах поведения и хорошо осознанных отношениях («ем / не ем», «нравится / не нравится»).

Все выше сказанное не означает отрицания полезности и значимости традиционных позитивистских методов сбора и анализа информации. В обществе есть ниши, хорошо изучаемые с помощью этих методов, и есть потребители, нуждающиеся в получаемой с их помощью информации.

Весь пафос моего вступления сводится к простому тезису: часто этого недостаточно, т. к. люди и общественные отношения намного сложнее используемых формальных методов. Предлагаемая в этой книге методология и методика качественного (гибкого) исследования дает возможность взглянуть на людей и социальный мир с иной стороны. В фокусе такого исследования оказывается не общество в целом, не средний россиянин, а конкретные группы, типы, варианты. А исследователь выступает в качестве посредника, путешествующего между ними.

Репертуар ролей социального исследователя Исходя из выше описанных подходов к изучению социальной реальности, можно сформулировать репертуар ролей социального исследователя.

1. Исследователь как игрок.

В любой сфере деятельности есть тенденция замкнуться в рамках собственной рациональности. Есть искусство ради искусства, политика ради политики. Социальная наука не является исключением. Один из способов ее существования можно выразить формулой: «наука ради науки».

В рамках этой логики исследователь замыкается в своем профессиональном поле, играет по его правилам, борется за его ресурсы. Он проводит исследование, удовлетворяя свой личный интерес, собирая материал для диссертации, которая позволяет ему повысить статус, публикуется, чтобы быть избранным и переизбранным на должность, производя в ходе этого процесса работы специфического жанра, которые я предпочитаю называть «доцентскими публикациями». Их единственный смысл - обеспечение движения по ступеням научной карьеры. Автор, создающий их, не предполагает наличия читателей. Ему важен вам факт публикации и рост числа вышедших в свет работ. Наибольшая концентрация таких работ - в тезисах конференций и в ведомственных изданиях вузов и научных институтов. Читать невозможно, но в список трудов хорошо вставляется. Соответственно, цель исследований такого ученого-игрока - обеспечение «доцентских» публикаций.

2. Исследователь как разведчик.

Похожие работы:

« имени Кеннана Центра Вудро Вильсона (США) Корпорация Карнеги в Нью Йорке (США) Фонд Джона Д. и Кэтрин Т. МакАртуров (США) Document print-M.qxd 29.05.2006 16:00 Page 2 Данное издание осуществлено в рамках программы Межрегиональные исследования в общественных науках, реализуемой совместно Министерством образования и науки РФ, ИНОЦЕНТРом...»

«РУССКАЯ ТРАГЕДИЯ (ГИБЕЛЬ УТОПИИ) Последний социологический роман Александра Зиновьева Социологический роман как особый вид сочинительства изобретён А. Зиновьевым. Первым таким романом, как известно, были Зияющие высоты, опубликованные в 1976 году. Они принесли автору мировую известность и вынужденную эмиграцию (1978-1999). Книга Русская трагедия - последний роман такого рода. Последний не только по времени написания, но и вообще в творчестве автора, поскольку он принял решение книг такого жанра...»

«РЕСПУБЛИКА БЕЛАРУСЬ В ЗЕРКАЛЕ СОЦИОЛОГИИ Сборник материалов социологических исследований за 2011 год Минск Бизнесофсет 2012 УДК 316(476) ББК 60.5 (4Беи) Р43 Авторский коллектив: В.И. Ермак, В.М. Литвинович, В.В. Маючий, В.В. Аржаник, С.П. Николаенко, Н.Н. Сухотский, И.В. Пинчук, Т.А. Кузьменкова, Н.А. Сорокопыт, О.Ф. Шеремет, О.Э. Живень Под общей редакцией Л.Е. Криштаповича Рецензенты: Д.Г. Ротман, доктор социологических наук, профессор; И.В. Котляров, доктор социологических наук, профессор...»

«В. В. АЛЕХИН и Д. П. СЫРЕЙЩИКОВ СЕВЕРНЫЙ ПЕЧАТНИК ВОЛОГДА 1926 ОГЛАВЛЕHИE Введение I. В. В. Алехин и Д. П. Сырейщиков. Методика флористических исследований Методика флористических исследований. Часть 1. Методика флористических исследований. Часть 2. Методика флористических исследований. Леса. Методика флористических исследований. Луга. Методика флористических исследований. Болота. Методика флористических исследований. Степи. Методика сушки растений для гербария и хранение гербария. Сбор мхов,...»

«.Я НАЧИНАЛ КАК ЧИСТЫЙ УГОЛОВНИК. Гилинский Я. И. – окончил юридический факультет Ленинградского государственного университете, доктор юридических наук, профессор Санкт-Петербургского юридического института (филиал) Академии Генеральной прокуратуры РФ. Основные области исследования: криминология и социология девиантного поведения. Интервью состоялось в 2005 году. Прежде всего Яков Ильич Гилинский считает себя криминологом, но одновременно он – социолог девиантности и социального контроля. Его...»

«© 1996 г. П. МОНСОН ЛОДКА НА АЛЛЕЯХ ПАРКА: ВВЕДЕНИЕ В СОЦИОЛОГИЮ Предисловие к русскому изданию Вы держите в руках русский перевод книги, впервые опубликованной в Швеции в 1985 г. С тех пор она используется как учебник вводного курса социологии или общественных наук в целом во многих университетах и колледжах и выдержала к настоящему времени пять изданий. Название Лодка на аллеях парка основано на метафоре, с которой я начал работать еще в те годы, когда более 1 пяти лет читал вводный курс на...»

«А.Л. Темницкий УЧЕБНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПО ЭМПИРИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ Москва –2003 Темницкий А.Л. Учебное исследование по эмпирической социологии. 2003. –269с. Рецензенты: д.э.н., профессор Овсянников А.А. к. соц.н. Тарасов К.А. к. соц.н. Кошман А.Л. В учебном пособии рассматриваются все необходимые этапы для проектирования, проведения и анализа данных социологического исследования. Комплексно увязываются лекционные материалы, практические задания и компьютерные занятия. Излагается содержание банка...»

«В.И. Ильин ДРАМАТУРГИЯ КАЧЕСТВЕННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ: СИТУАЦИЯ ГЛУБОКОГО ИНТЕРВЬЮ В данной статье глубокое интервью рассматривается с точки зрения драматургического подхода. Взаимодействие...»

-- [ Страница 1 ] --

В.И. Ильин

ДРАМАТУРГИЯ КАЧЕСТВЕННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ:

СИТУАЦИЯ ГЛУБОКОГО ИНТЕРВЬЮ

В данной статье глубокое интервью рассматривается с точки зрения

драматургического подхода. Взаимодействие исследователя и информанта

порождает ситуацию спектакля с надындивидуальной логикой, в которой

участники играют предписанные им роли, которые могут находиться в самых разных отношениях с реальными характеристиками личности информанта и доступной ему информацией. Поэтому при анализе полученных данных важно не только то, что сказано, но и в контексте какого спектакля это было сказано. Здесь рассматривается не все, что связано с интервью, а только ситуация его проведения. За скобками остаются вопросы разработки программы, гайда, их обработки - все это темы отдельных статей.

Ситуация интервью обладает свойствами социокультурного поля, т. е. характеризуется появлением надындивидуальной реальности, которая не выводима из личностей ее участников (см. подробнее Ильин 2003). Разновидность поля является повседневный спектакль, ключевой особенностью которого выступает презентация себя в форме игры перед зрителями в контексте надындивидуальной логики ожидаемого должного поведения, предписанного сценарием. Взаимодействие исследователя и информанта разворачивается под прессингом более или менее стандартных культурных форм.

Сценарий Роль сценария (пьесы) выполняет гайд (план, путеводитель) интервью. Он отвечает на вопрос: зачем я собираюсь делать интервью? Без четкого и детального ответа на этот вопрос нет смысла начинать интервью. В гайде прописана логика беседы, ее основные темы. Гайд может быть в двух формах:

1) Тематические блоки в жанре «не забыть спросить!».

2) Исследовательские вопросы, обращенные к себе.

Как показывает опыт, нет смысла включать в гайд полный набор динамических вопросов, обращенных к информанту, поскольку предвидеть ситуацию каждого интервью невозможно, а вне ее контекста эти вопросы теряют смысл.

Структура гайда и его стилистика - это отдельная тема.

Гайд строится как логически стройное и развернутое содержание будущего отчета, но реальная беседа ведется в жанре обычного общения. А это значит, что она может ходить кругами, перескакивать с темы на тему. Со стороны это может создавать впечатление сумбурности, но иначе не достичь непринужденности и открытости. Логика же интервью выдерживается исследователем в скрытом виде. Это, конечно, очень сложная, порой изматывающая процедура, но все равно сценарий интервью лучше держать в голове, а не на столе, хотя соблазн в этом есть. Бумага с вопросами в руках исследователя формализует ситуацию общения.

Выход на сцену Прежде, чем начнется спектакль, актер должен выйти на сцену. И эти шаги, невидимые зрителям, часто являются для актера самым тяжелым этапом спектакля. Даже опытные актеры испытывают волнение перед новой аудиторией: как встретят? Кто там сидит?

Аналогичные проблемы стоят и перед исследователем. Он должен подойти к незнакомому человеку так, чтобы у того возникло желание потратить свое время на общение с ним. Каждый выход - шаг в неизвестное: никогда не знаешь, на какой прием нарвешься. Такие страхи и сомнения мучают всех, кто делает полевое исследование, независимо от опыта. Но особенно серьезной проблемой «выход на сцену» является для начинающих исследователей. Отсутствие опыта часто усугубляется личной закомплексованностью человека: он боится контактов с незнакомыми людьми, боится презентации себя, а тут - выход в столь необычной для большинства роли интервьюера.

Закомплексованность (зажатость, скованность) - это психическая блокировка адекватной данному спектаклю игры. Механизм этого явления психический, но его основы социокультурные. Это боязнь плохо сыграть роль, предписанную сценарием и, как следствие - боязнь поражения: «надо мной будут смеяться», «я буду выглядеть нелепо».

Главный риск, вызывающий закомплексованность, - вероятность отказа потенциального информанта от интервью. Зажатость ведет к тому, что интервьюер подходит к потенциальному информанту с таким лицом и говорит таким голосом, что невольно порождает желание отказаться от общения.

Где же выход? Думаю, что он в соответствующем аутотренинге. Блокировка - психическое явление, поэтому и устранить ее возможно с помощью самовнушения. В нем можно выделить следующие основные элементы:

(а) Внушение себе веры в успех (Формула: «У меня все получится! Все получится! Я раскованный и обаятельный!»).

(б) Принижение последствий неудачи (Формула: «Если откажется - ничего страшного! Это же не смертельно! Другой ответит. Отказ - это же так естественно! Мне плевать, если он откажется»).

(в) Снятие напряжения («Я спокоен и расслаблен! Расслаблен! Дыхание ровное! Мышцы расслаблены! Я совершенно спокоен!»).

Разумеется, эти формулы отражают общий смысл. Конкретный текст у каждого должен быть свой. По мере преодоления страха перед выходом на сцену формулы сокращаются, вообще уходят в область невербального самовнушения. Лучшее лекарство от закомплексованности - частое и регулярное ее преодоление. От постоянного повторения ситуации выхода вырабатывается способность быстро расслабляться и настраиваться на общение. Закомплексованность перед ожидаемым общением порождается тем, что предстоит нестандартная ситуация: нормальные люди очень редко дают или проводят интервью. Страх порождается перспективой ломки череды обычных и легко предсказуемых ситуаций. Человек, которого мы хотим сделать информантом, не ждет от нас такого предложения. Он явно не готов к нему. Как он отреагирует?

В публичном пространстве (на улице, в кино или театре) в стандартных ситуациях встречаются либо люди-функции (пешеходы, зрители), либо индивиды. Места для отношений «интервьюер - информант (респондент)» тут нет. К человеку подходит человек с неожиданной просьбой, которая не вписывается в спектр ожиданий. А если к молодому человеку подошла девушка? Или наоборот? Ненаучные ожидания накладывают отпечаток на просьбу дать интервью, что вызывает диссонанс. Где же выход? Он может быть в четком обозначении выполняемой роли и разрушении символов, например, ожидания флирта. В этом случае девушка подходит с блокнотом и ручкой, которые обозначают ситуацию делового общения еще до того, как она откроет рот.

Если интервьюеры работают в паре, это ослабляет страх первого шага. Они смотрят друг на друга, воспринимают встречу с информантом как игру и легко включаются в нее.

Есть, правда, риск, что веселый, игривый настрой компании, снимающей через смех свой страх, не будет вовремя изменен и восприятие потенциальным информантом всей ситуации будет окрашено налетом несерьезности.

Человеку страшно со странной просьбой подойти к незнакомцу, потому что он боится потерять свое лицо. Если же человек настраивается на то, что он просто выполняет свою функцию интервьюера, страх быстро пропадает. Человек входит в свою четко очерченную роль, оставляя все свои прочие личностные характеристики и волнения за скобками.

Человек-функция (интервьюер) подходит к человеку-функции (потенциальному информанту). Страх ослабляется, когда у человека нет выбора, когда он подчиняется внешней для него силе. Одно дело выпрыгнуть из самолета с парашютом, когда сам решишь, и совсем другое дело, если идешь в череде прыгающих, которые не оставляют пространства для раздумий. Так и при выходе в поле. Если за интервьюером стоит руководитель, требующий здесь и сейчас выйти на контакт, личный выбор, личное решение вытесняются чужой волей. Вынос ответственности вовне проявляется и в тексте представления себя: «Наша фирма проводит исследование…» (к вам подошел не я, а представитель безличной фирмы), «Мне поручили…», «Я пишу курсовую работу…» (Это не собственная воля, а принуждение со стороны преподавателя).

Сокрытие интервьюера за скорлупой анонимной роли может быть фактором, располагающим к откровенной беседе. Видимо, здесь возникает ситуация, аналогичная беседе в поезде со случайным, но приятным попутчиком. Информант спокойно выговаривается, полагая, что его мир никогда не пересечется с миром интервьюера, и излагаемая информация никак не может повлиять на их последующие отношения, не попадет в круг его значимых знакомых.

Именно отсутствие этого механизма взаимодействия анонимных ролей оказывается препятствием для глубокого и откровенного интервью с близкими людьми.

Как это ни странно, но порой с этой категорией людей сложнее начать интервью. С отцом или братом невозможно принять роль анонимного интервьюера - общение неизбежно принимает характер взаимодействия близких индивидов. И если в их прежних отношениях есть холодок, то и интервью не может избежать его. Вероятно, в этом парадокс ограниченного общения близких людей вообще. Такое общение часто тяготеет к поверхностному повседневному уровню. И часто вообще не оказывается времени для глубокой и открытой беседы. Как поется в одной песне, «Жизнь прошла, как не было. Не поговорили».

Интервьюирование знакомых людей, вписывающихся в выборку, привлекает мнимой легкостью его организации. Здесь не надо преодолевать барьер, разделяющий незнакомых людей: знакомый человек, как представляется, быстрее войдет в положение интервьюера.

В реальности же часто такая ситуация является более сложной. Общение знакомых людей, как правило, ограничено рамками определенных житейских спектаклей. Именно их тематика кажется «нормальной», «естественной». Превращение старого знакомого в интервьюера создает принципиально новую ситуацию общения. Она кажется «странной», а иногда и «нелепой». Интервью - это институционализированное, формализованное общение, переход к которому привносит в отношения знакомых людей элемент искусственности, неловкости.

Знакомые люди имеют определенную общность жизненных миров, их опыт в той или иной мере переплетается. Поэтому их общение насыщено фоном, который подразумевается, но не проговаривается («Ты же это и так знаешь»). Говорить под диктофон то, что известно обеим сторонам, как-то странно, не говорить - текст становится не очень понятным для постороннего. Поэтому если такая ситуация возникает, интервьюер делает более или менее глубокие комментарии, раскрывающие содержание фона. Если интервью требует проникновения в жизненный мир информанта, то его качество тесно зависит от темы беседы. Эти люди повязаны общими связями, у них есть свои проблемы взаимоотношений. И в этом контексте далеко не обо всем даже безобидном, с точки зрения интервьюера, хочется говорить. В такой ситуации сказанное может повлиять и на будущие отношения этих людей. В то же время интервью со знакомыми людьми имеет и определенные преимущества. Информант знает контекст жизни информанта, что позволяет более глубоко интерпретировать сказанное, избегать вопросов, бьющих впустую - мимо жизненного мира собеседника.

Согласие на интервью в определенной мере зависит от стилистики разговора. Д.

Карнеги (Карнеги 1990: 58) советует: «Добейтесь, чтобы ваш собеседник с самого начала говорил “да, да”. Старайтесь не давать ему возможности отвечать “нет”». Этот тезис можно уточнить: надо так формулировать вопрос, чтобы кандидат в информанты, пребывая в нормальном состоянии духа, не смог бы отказаться от беседы. Если мы позволим ему хотя бы раз отказаться, потом потребуются гораздо большие усилия, чтобы убедить его изменить позицию. В этом случае помимо логических соображений («у меня мало времени, а интервью мне совершенно не нужно»), добавится психологический фактор: упрямство, нежелание идти на уступки и т. д. Разумеется, сформулировать этот тезис гораздо легче, чем его реализовать. Просьба об интервью исходит обычно от неизвестного человека. Потенциальный информант не знает, что от него ждать, как будет использована полученная информация. Для успешного вхождения в поле может быть полезна презентация исследователем себя, например, он может вручить информанту свои предшествующие публикации.

Работая над проектом, посвященном аппарату российских профсоюзов, я должен был попасть в региональную федерацию профсоюзов. И попасть не в качестве разового визитера, а открыть ее двери для систематической работы. Там у меня уже был знакомый.

Он сказал, что проблем не будет. Но вскоре позвонил и сообщил, что председатель категорически против. Я пришел к председателю. Тот встретил меня с настороженностью, почти переходящей во враждебность. Выслушав мое описание целей исследования, он сказал:

Знаю я вас, социологов! Вам платят деньги, чтобы вы нас компрометировали.

Я, с трудом сдерживая раздражение, ответил:

Я не думаю, что у «них» или у вас хватит денег, чтобы меня купить. Сожалею, что Вы не правы. Вот Вам моя книга о шахтерах.

На этом мы и распрощались. Через несколько дней мне звонят из федерации:

Председатель прочел Вашу книгу и дал указание пустить Вас в наш архив, предоставлять все необходимые документы и свободно с Вами общаться.

Так старая работа открыла двери в профсоюзную федерацию. Для меня это было неожиданно, т. к. мою книгу трудно было заподозрить в комплиментарном описании роли традиционных профсоюзов в исследуемых событиях. В дальнейшей работе в Воркуте я также нередко использовал свою книгу «Власть и уголь» как пропуск. Далеко не все соглашались с моим видением событий, но в целом книга признавалась достаточно объективной, показывала, что можно ожидать от автора в будущем, и располагала к общению.

Продолжительность интервью

Организация глубинного интервью особенно сложна, т. к. такая встреча требует, как правило, полутора-двух часов. Нужны очень веские причины, чтобы незнакомому человеку, часто представляющемуся по телефону, дать согласие на столь длительную встречу, от которой можно ждать какой угодно скуки, бессмыслицы, психологического дискомфорта и прочих «прелестей» общения, с которыми сталкивался каждый.

Я пытаюсь избежать этого страха информанта обещанием задержать на 15, максимум на 30 минут. И тут нет никакой нечестной игры. Когда условленное время расставания подходит, зачастую обнаруживается, что данный человек в силу тех или иных причин плохо подходит на роль информанта. Тогда краткость встречи - благо для исследователя, которому не надо тратить собственное время впустую с человеком, который либо не владеет искомой информацией, либо не хочет ей делиться и «вешает лапшу на уши», либо не в состоянии внятно и логически четко анализировать известный ему мир. Если же информант оказался искомым человеком, то я его спрашиваю: «У нас еще есть время?». И если беседа ему показалась интересной, а я не вызвал аллергии, то он сам предлагает продлить разговор.

Достоинство качественного интервью в его глубине и гибкости. Нередко достичь цели в рамках одной встречи бывает затруднительно. Разумеется, можно вести интервью до исчерпания темы, но это, как правило, требует очень много времени. Самое длинное интервью, проведенное мною, длилось 8 часов. Это была увлекательная беседа с молодой немецкой переселенкой в ФРГ. Однако при таком длительном и интенсивном общении теряется способность четко отслеживать нить разговора, ловить пропущенные нюансы и устранять их с помощью уточняющих вопросов. Потом, уже при анализе текста интервью, стало ясно, что я пропустил много возможностей фокусировки беседы на важных деталях.

Опытным путем я пришел к выводу, что оптимальное глубокое интервью не должно превышать 1,5–2 часов. С одной стороны, этого достаточно, чтобы организовать содержательную беседу и достичь поставленной цели, а с другой стороны - средний человек нормально выдерживает интенсивное общение в пределах такого времени.

Однако часто достичь главной цели интервью в пределах этого отрезка времени без потери качества проблематично. Выходом может быть повторное интервью. Другой вариант можно назвать лонгитюдным интервью - это серия обычных интервью, проводимых через относительно длительные интервалы.

Структура ситуации интервью

Ситуация интервью делится на три части.

1) Введение. В этой части интервьюер объясняет цель и задачи исследования. Это банальный тезис. Однако часто эта часть интервью оказывается очень неудачной.

Прослушивая записи своих интервью, я порою ужасался: как топорно сформулирована первая фраза! А ведь именно она должна расположить к беседе.

А я нередко начинал так, что при прослушивании записи я не мог удержаться от вывода: «После такого начала мне не хотелось бы участвовать в интервью». Экспромт тут явно неуместен. Разговор еще не начался, язык интервьюера «не разогрелся». «Корявая» ситуация порождает корявый язык. Между тем, надо предельно точно и интересно (!) сформулировать и тему исследования, и обговорить все организационные моменты. Во введении интервьюер спрашивает разрешения воспользоваться диктофоном, гарантирует конфиденциальность.

Эта часть должна быть предельно лаконичной и информативной. В противном случае она вызовет у потенциального информанта только желание побыстрей расстаться с исследователем.

Поскольку благоприятная ситуация в качественном интервью особенно важна, то порою уместна своего рода увертюра - вступительное общение. Это разговор на любую нейтральную тему, часто далекую от темы интервью (погода, транспорт и т. п.). На этой фазе я порой брал на себя роль рассказчика, как бы вовлекая моего информанта в разговор. Правда, увертюра представляет собой крайне щекотливый момент. Если информант - занятой человек, то очень легко переборщить, добившись обратного эффекта: тебя будут воспринимать несерьезно. Оптимальный вариант для увертюры - интересная для информанта тема, которую можно лаконично раскрыть, продемонстрировав свою открытость, информированность и другие важные для предстоящего общения качества.

2) Основная часть интервью. Она внутренне структурирована. В первой части решается задача создания благоприятной атмосферы. Здесь желательны простые, но интересные для интервьюируемого вопросы. Если тема исследования позволяет, то можно начинать с просьбы рассказать об основных вехах биографии. Это тема, где каждый чувствует себя экспертом, где все ему интересно. Поэтому такое начало может создать плацдарм для выхода и на другие темы. Разумеется, далеко не всегда такое начало уместно. В интервью, которые я проводил по вопросам реструктуризации менеджмента, такой заход был бы очень неуместным, особенно учитывая временные ограничения общения в пределах рабочего дня информанта.

К щекотливым вопросам, требующим благоприятной атмосферы, переходят к середине интервью. Если интервьюер смог расположить информанта к откровенной беседе, то здесь могут оказаться уместными вопросы, которые показались бы бестактными в первой части интервью.

В конце, когда интервьюируемый устал, задаются вопросы, не требующие большого интеллектуального напряжения. Эта часть важна и для затушевывания в памяти информанта факта обсуждения щекотливых вопросов. Помните, как Штирлиц в «Семнадцати мгновениях весны», увидев, что гестаповцы пронесли его чемодан с рацией, обдумывал технологию непринужденного выведывания у своих коллег столь щекотливой информации. Главное, чтобы никто не заподозрил, что он интересуется этим чемоданом.

Особое значение он придал входу и выходу из разговора. Если потом будут вспоминать, зачем приходил Штирлиц, то вспомнят первые фразы (формальная причина прихода в кабинет) и последние слова, с которыми он уходил. Обмен словами в середине разговора окажется забытым. О происхождении рации он узнал, шутливо спросив о планах гестаповца на отпуск и кивнув на чемодан. Этот принцип может быть важен и в интервью.

Если закончить щекотливыми вопросами (об уплате налогов, неформальных отношениях или сексуальных установках), то в дальнейшем у информанта может сложиться впечатление, что именно ради этой информации исследователь и приходил. Если же в последней части разговор плавно переходит на совершенно открытые и простые темы, то воспоминание останется иным.

Важен и другой момент. Интервью - это динамичный спектакль, в котором информант не мог выучить все слова роли. Он отвечает экспромтом на вопросы, для которых не готовил ответы. Поэтому нередко в условиях дефицита времени, отводимого в рамках беседы на обдумывание, он выдает лишь информацию, лежащую на поверхности или на кончике его языка. За этим стоит дефект памяти, которая не может быстро актуализировать всю содержащуюся в ней информацию по первой же просьбе интервьюера. Если удовлетвориться одним вопросом по важному сюжету и одним быстро данным на него ответом, то велик шанс собрать мифы, стереотипы, отблески идеального «Я». При этом информант вполне искренен и не пытается играть роль из чужого амплуа.

Выход может быть в заходе на одну и ту же тему не кругами, а через спираль. Простые повторы одного вопроса не могут не вызывать раздражения. Если же возвращаться к одной и той же теме с разрывами во времени, чередуя общие и уточняющие вопросы, то можно заставить информанта напрягать память раз за разом в одном и том же направлении. В результате ответы в конце интервью могут очень существенно отличаться от того, что было услышано в его начале. В ходе глубокого интервью исследователь действует зачастую как психоаналитик, помогающий своему собеседнику раскапывать в дебрях его памяти детали, механизмы, погребенные под пеплом времени.

3) Заключение интервью. В этой части выясняется, все ли, с точки зрения информанта, вопросы были затронуты, ведь его видение темы может существенно отличаться. Иногда в качестве заключения мною использовался обобщающий интерпретирующий вопрос:

Таким образом, как я понимаю, жизнь складывается нормально?

Нередко в это время диктофон уже выключен. Созданная атмосфера и выключенный диктофон стимулируют интервьюируемого сделать существенные дополнения, уточнения.

В моей практике иногда именно эта часть интервью давала самую интересную информацию.

Декорации

Очень часто сбор материала начинается с наблюдения сцены, где предстоит спектакль, являющийся предметом исследования. Достоинством такого анализа является то, что «мы может собирать данные о социальной жизни, прямо не вовлекая респондентов в исследовательский процесс» (Emmison, Smith: 110). Ведь часто наблюдение сцены происходит одновременно с наблюдением событий на ней. Любая сцена имеет декорации, материальную среду, даже если там ничего нет. Пустота - это тоже декорация.

Материальный мир, в котором разворачивается изучаемая ситуация, имеет для исследователя текстуальный характер. Он его читает как книгу. И, как при чтении книги, возникают проблемы понимания и логического упорядочивания прочтенного материала. Вещи, составляющие интерьер сцены, говорят. И часто они говорят не то, что произносит актер на сцене. Здесь наблюдается феномен, который А.К. Байбурин (Байбурин 1989: 71–72) обозначает как «семиотический статус вещи».

Интервью всегда проходит на «сцене», обставленной декорациями. Это немаловажный фактор, влияющий и на ситуацию интервью, и на интерпретацию полученных результатов. Для описания и анализа декораций можно использовать такую матрицу, которая организует процесс наблюдения в процессе интервью, фокусируя его на ключевых вопросах.

1. Декорации как ресурсы (материальная структура). В этом качестве они порождают два вопроса:

а) Какие возможности дает эта структура для участников спектакля?

б) Какие ограничения накладывает она на них?

2. Декорации как совокупность знаков, т. е. непроизвольных следов деятельности изучаемых людей.

3. Декорации как совокупность символов, т. е. сознательно сконструированных знаков. Участники изучаемого спектакля используют их для презентации себя зрителям.

Эти декорации представляют собой парадный фасад сцены.

При анализе материальной среды всегда встает проблема определения ее границ. По одну сторону границы - ресурсы, т. е. факторы, формирующие структуру деятельности.

Понять последнюю трудно без анализа ресурсов. По другую сторону границы - материальная среда, не имеющая отношения к изучаемой ситуации. Этот процесс поиска границ идет по двум основным направлениям.

(1) Определение границ сцены. Именно в ее пределах разворачивается интервью.

Поиск границ - отнюдь не формальная операция. В процесс этого поиска ищется ответ на вопрос: какие элементы пространства выступают в качестве ресурсов ситуации?

(2) Определение набора предметов, являющихся ресурсами данной ситуации.

Ресурсы являются элементами социокультурного поля и с физическим пространством коррелируют только косвенно. Наличие постоянно звонящего телефона в кабинете информанта - это фактор, определяющий его поведение. Мебель, организующая пространство общения, - тоже фактор. Можно присесть на неудобных стульях в коридоре или удобно расположиться на диване.

Игра информанта Информант нередко вынужден быстро отвечать на вопросы, которые прежде обсуждать и обдумывать не приходилось. И вот на вопрос звучит ответ, как будто заранее заготовленный. Он кажется лежащим на поверхности. Порой за ним стоит влияние идеального «Я», давление норм, диктующих должное поведение. Возникает соблазн сыграть более или менее идеализированного героя. Часто за этой игрой стоит бессознательное стремление выглядеть лучше, приличнее, «привстать на цыпочки» перед посторонним человеком, который тебя не знает. Зачем же перед ним обнажаться до неприличия? А если интервьюер симпатичен, вызывает уважение, то соблазн манипулировать впечатлением возрастает еще более. Как пробиться к реальной личности информанта и его реальному опыту?

Один из способов - уводить информанта от рассуждений о ценностях, от общих оценок себя и своей судьбы к описанию простых повседневных практик. Не поступков, а именно полуавтоматических практик, которые предстают как «очевидные» и «само собой разумеющиеся». В них нет пространства для проявления достоинств личности, как и для ретуши ее не очень привлекательных сторон. При внимательном «раскручивании»

технологии таких практик нередко рассуждения об общих принципах остаются в моральной декларацией, зависшей в облаках. Серия описаний схожих практик приближает к реальному «Я», т. к. писать экспромтом сценарии многочисленных безобидных житейских ситуаций - занятие и трудное, и бессмысленное.

В исследовании потребительского поведения молодежи информант, поняв, что исследователей интересует проблема потребительства, активно подчеркивал свое равнодушие к материальному миру, приоритет духовных ценностей и интересов. Но при переходе к описанию повседневности он совершенно естественно оторвался от вполне искренне разделяемых им нематериалистических ценностей и начал описывать свою жизнь, переполненную заботами о деталях одежды, о производимом им впечатлении. На каждом шагу детали повседневности начали противоречить продекларированным общим принципам и ценностным ориентациям.

Человек играет свою роль не только словами, но и мимикой, жестами. Порою выражение лица обнажает смыслы, лежащие за словами, особенно у неумелого актера.

Важным дополнительным текстом являются глаза информанта. Возможны разные формы их контакта с глазами интервьюера:

– глаза в глаза;

– блуждающий взгляд;

– взгляд в сторону.

Когда разговор идет глаза в глаза, пространство для двойной игры существенно уменьшается (если, конечно, информант не является опытным актером). За блуждающим взглядом может стоять поглощенность информанта собственной речью, озабоченность ее внутренней логикой. Глаза интервьюера ему только мешают, поэтому он скользит взглядом, не видя, и по интервьюеру, и по интерьеру. За такой автономностью может стоять самая разная степень искренности. Взгляд в сторону может скрывать неискренность, но жесткой связи этой характеристики с достоверностью произносимых слов нет. Есть люди, которые никогда не смотрят в глаза собеседникам, даже отвечая на самые банальные вопросы.

По интенсивности жестикуляции можно судить о том, насколько тема интервью заинтересовала информанта. Правда, важна не сама интенсивность, а ее изменение, т. к. у разных людей один и тот же уровень волнения передается разной динамикой рук и лица.

Интервью чужаку Информант отвечает на вопросы конкретного человека. И его ответы во многом определяются тем, как он относится к нему, кем он его представляет и т. д. Поэтому один и тот же информант может дать разные ответы на один вопрос, произнесенный разными интервьюерами.

Нередко встречающаяся ситуация - иностранец как исследователь. Как на него реагируют информанты? Мне приходилось делать в России интервью вместе с моими коллегами из Великобритании и США. Однозначной характеристики влияния статуса иностранца на поведение информанта у меня нет. Многое зависит от степени патриотизма интервьюируемого человека и от того, как он патриотизм понимает.

В советский период в массах формировалось убеждение, что «сор из избы не выносят», поэтому иностранцы не должны знать о теневых сторонах нашей реальности, даже если ее нельзя скрыть. Иностранец, фотографирующий мрачные пейзажи наших городов, вызывал негативное отношение не только у чиновников и чекистов. Нередко считалось дурным тоном делиться с чужими проблемами, о которых можно было свободно говорить в своем кругу. Помню, как во время поездки в Чехословакию в 1976 г. один из членов туристической группы сказал в разговоре местному жителю, что у нас еще есть деревни, где до сих пор нет электричества. После этого к нему подошла девушка из нашей группы и возмущенно спросила:

Зачем ты ему так сказал?

Так это же правда! Я сам видел!

Мало что ты видел! Зачем же перед иностранцем позориться?

В постсоветский период этот тип патриотизма уменьшился, но он встречается нередко и сейчас. В начале 1990-х гг. я проводил вместе с моим коллегой из Великобритании интервью с одним из лидеров шахтерского движения. Шахтер, который принадлежал к очень воинственному профсоюзу, отвечал на вопросы как-то пространно, уходил от конкретных ответов и вообще производил странное впечатление. Мой коллега не говорил по-русски, и я ему все переводил. Когда интервью закончилось, профсоюзный лидер подошел ко мне и искренне спросил:

Я там ничего лишнего не наболтал?

Да нет, - с недоумением ответил я, не понимая, что может быть в нашей теме «лишним».

Ну, ты когда будешь ему объяснять, подредактируй… В дальнейшем мне приходилось наблюдать, как мои соотечественники, более чем критически воспринимающие нашу жизнь и особенно политику Кремля, в беседе с иностранцами вдруг превращались в ярых официальных патриотов, в своих суждениях не уступающих представителю президента на встрече с иностранными корреспондентами.

Такое превращение мне приходилось наблюдать и на Западе: человек, очень критически настроенный по отношению к окружающей его жизни, вдруг превращался в подслеповатого, болезненно чувствительного и неискреннего патриота в общении с иностранцами. Проводя интервью в США, я тоже часто сталкивался с повышением уровня патриотизма у моих собеседников. Им хотелось пожалеть меня за то, что я вынужден жить в России и не могу перебраться в Америку. Такой патриотический фон нельзя было не учитывать при интерпретации ответов на частные вопросы.

Однако самокритичные патриоты в Америке мне попадались довольно часто. Их откровенный разговор о язвах и проблемах своей страны, как мне кажется, не противоречил их патриотизму. За критикой стоял непроизносимый, но чувствующийся тезис: «Да, у нас много всякой дряни и пороков. Но все равно в мире нет страны, которая была бы лучше!»

Противоположный, менее распространенный вариант искажения позиции в той же ситуации общения с иностранцем я наблюдал у представителей прозападной либеральной интеллигенции. Столкнувшись с человеком с Запада, они порою вдруг начинали посыпать голову пеплом и петь дифирамбы «цивилизованному миру». Когда не хватало реального пепла, использовались его заменители.

Другой вариант игры с чужаком имеет более частный характер. Чужак - это тот, кто живет иной жизнью. Мне часто приходилось сталкиваться с такой ситуацией при изучении повседневной жизни немецких переселенцев из стран СНГ в Германию. Они сделали решающий, нередко самый важный шаг в своей жизни: бросили все и уехали. И здесь многие столкнулись с массой проблем, о которых раньше и не догадывались:

оказалось, что их тут и за немцев не признают, и работы нет, а та, которая есть в перспективе - несопоставимо хуже оставленной в России (нет знания языка, не признается советский диплом и т. д.). Исследователь, расспрашивающий их о жизни, - чужак, не сделавший такого шага. Говорить ему о своих нынешних проблемах значит признать ошибочность или сомнительность своего стратегического выбора. И здесь срабатывает механизм, который З. Фрейд называл «рационализацией»: уже сделанный шаг оправдывается в рациональных терминах. При этом приводимые факты, даже при наличии ощущаемой их корректировки, плохо состыкуются с бодростью, которая является реакцией на ситуацию общения с чужаком, бывшим соотечественником. Это довольно распространенный комплекс эмигранта: у меня все хорошо, здесь лучше, чем у вас, а будет еще лучше! Где кончается терапевтическое самовнушение, игра и начинается откровенный рассказ, определить порою весьма сложно. Откровенная информация идет, когда рассказывается о прошлом. Лейтмотив прост: нам было трудно, но мы все преодолели и сейчас наша жизнь прекрасна. Те, кому пока так искренне сказать нельзя, нередко избегают интервью.

Исследователь сталкивается с игрой для чужака, делая интервью с руководителями предприятий и организаций, т. е. с теми людьми, для которых изучаемый объект - ключевая часть их идентичности («Покажи мне свое предприятие, и я скажу, какой ты менеджер», - понятный принцип их внешней идентификации). Отсюда желание приукрасить положение, прикрыть негативные факты, не показать всех проблем. Нередко за этим не стоит рациональной озабоченности коммерческой тайной (это особый тип помехи), просто идет патриотическая игра.

Что делать с патриотическими помехами? Выход только один: снимать их в процессе сопоставления информации из разных источников, отсекать проскальзывающие в интервью факты от оценок. Зачастую помогает самокритичный подход исследователя, который как бы приглашает к честной беседе, откровенно рассказывая о проблемах своей страны, своего университета или своих собственных. Откровенность часто является платой за откровенность.

Исполнение роли интервьюера

Самый блестящий инструментарий может не спасти интервью от провала, если интервьюер плохо исполняет свою роль. Главная цель исполнения состоит в том, чтобы информант охотно общался на предложенную ему тему. Если такого желания у него не появится, то полноценного глубокого интервью не получится.

Какие требования предъявляет логика спектакля под названием «Глубокое интервью» к игре главного исполнителя? Для ответа на этот вопрос очень полезными могут быть советы, сформулированные Дейлом Карнеги в его работе «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Здесь в заголовок вынесены те же цели, которые ставит перед собой исследователь, идущий на интервью: ему надо стать другом информанта и оказать на него влияние с целью получения нужной информации. Д. Карнеги сформулировал следующие принципы, которые легко переносятся на ситуацию интервью.

1. Улыбка. Д. Карнеги (Карнеги 1990: 35) пишет: «Вы должны испытывать радость, общаясь с людьми, если хотите, чтобы люди испытывали радость от общения с вами».

Искренняя и уместная улыбка интервьюера - это инструмент создания благоприятной атмосферы интервью. Такая улыбка, как в зеркале, отражается на лице собеседника ответной улыбкой. И здесь наблюдается причинно-следственный круг. С одной стороны, улыбка отражает хорошее настроение, но с другой, она его и порождает. Если интервьюер умеет владеть своими чувствами, то он оставит плохое настроение на пороге того дома, где проходит интервью. Если же он это сделать не в состоянии, то он занялся не своим делом. Спасением является лишь счастливая жизнь, не дающая повода для кислого выражения лица. Разумеется, речь идет лишь об искренней улыбке. Поэтому в нашей профессии мы должны управлять не лицом, а чувствами, восприятием мира, а не губами.

Улыбка интервьюера формирует положительный ресурс исследовательской ситуации.

Как пишет Д. Карнеги (Карнеги 1990: 37), «она обогащает тех, кто ее получает, не обедняя при этом тех, кто ею одаривает». Обычно трудно видеть себя со стороны, поэтому эти нюансы ускользают из поля зрения. Но при повторном интервью можно попытаться взглянуть на себя глазами информанта.

В прошлый раз, - говорит информантка, - Вы были каким-то серьезным, неулыбчивым. Мне порою казалось, что Ваши мысли убегают от моей болтовни куда-то далеко.

Я был очень удивлен таким описанием - мне-то казалось, что я вел себя раскованно, открыто и весело. Оказалось, что это не так. Не в этом ли ключ к пониманию не очень удачного первого интервью? В ходе повторного интервью я уже принял меры по усилению контроля своей мимики. Нет, мне не надо было изображать себя более доброжелательным, чем я есть на самом деле. Просто выработалась дурная привычка загонять свою веселость и доброжелательность под маску строгости. Может быть, это следствие профессионального кретинизма преподавателя с большим стажем?

2. Интерес к собеседнику. Как писал Д. Карнеги (Карнеги 1990: 31), «искренне интересуясь другими людьми, можно в течение двух месяцев завоевать больше друзей, чем их можно приобрести в течение двух лет, пытаясь заинтересовать других людей своей особой». Для интервьюера этот принцип особенно важен. Ему нужна открытость и готовность информанта к сотрудничеству, а не наоборот. Поэтому информант выступает для исследователя как потенциально увлекательная книга, которую надо суметь открыть, прочесть и понять. Если подлинного интереса к собеседнику нет, то скрыть это сложно.

Информант это заметит и сразу же потеряет интерес к беседе, сделает все, чтобы побыстрей ее закончить. «Люди, - подмечает Д. Карнеги (Карнеги 1990: 32), - не интересуются вами. Они не интересуются мною. Они всегда интересуются самими собой - утром, в полдень и после обеда». Но исследователь не может быть таким же, как большинство. Условием его профессионализма является любознательное отношение к другим. Если этого отличия нет, то стоит задуматься о выборе профессии или о переходе к иным методам исследования.

Интерес к собеседнику означает способность видеть, фиксировать его достоинства и умело вспоминать о них. Как пишет Д. Карнеги (Карнеги 1990: 33), «всем нам, кем бы мы ни были - мясниками ли, пекарями или королями, восседающими на тронах, - всем нам нравятся люди, которые восхищаются нами». И информанты в своем большинстве не являются исключением из этого правила.

Речь не идет о лести. Этот прием срабатывает только с очень простыми и даже примитивными людьми. Лесть - это лживая или поверхностная похвала. Если информант ее обнаруживает, это дает противоположный эффект, подрывая доверие к интервьюеру, а то и вызывая раздражение. Лесть является показателем отсутствия реального внимания к человеку: нам лень всмотреться в его личность, у нас не хватает ума или зрения, чтобы увидеть его достоинства. А любой человек полон как достоинств, так и недостатков. Их надо лишь увидеть. И если это удастся, то собеседник будет искренне польщен –– не тем, что ему сделали комплимент, а тем, что к нему проявили внимание, позволившее обнаружить достоинство, о котором он и сам знает.

3. Внимательное отношение к тому, что говорит собеседник. Д. Карнеги (Карнеги 1999: 42) советует: «Будьте хорошим слушателем. Поощряйте других говорить о самих себе». Он рассказывает о своей встрече с известным ботаником, который его очаровал. На званом обеде они общались несколько часов. Уходя домой, ботаник сказал хозяину, что Карнеги - «самый интересный собеседник». И Д. Карнеги так прокомментировал этот комплимент: «Интересный собеседник? Но ведь я почти ни слова не промолвил.

Да я и не мог бы ничего сказать, даже если бы захотел… Но вот что я сделал: я напряженно слушал. Я слушал потому, что был искренне заинтересован. И он это почувствовал… Такое проявление внимания - один из величайших комплиментов, какие мы можем сделать кому бы то ни было». Умение интервьюера сыграть роль внимательного и понимающего слушателя - одна из ключевых предпосылок успеха глубокого интервью.

Особенно большой эффект такое внимание оказывает на людей, которых раньше никто внимательно не слушал.

Люди с высоким статусом также чувствительны к внимательности собеседников.

Многим людям особенно приятно, когда проявляют интерес к их судьбе. При работе над справочником «Кто есть кто в Республике Коми», я посылал студенток третьего курса для проведения интервью к управляющим банками и министрам. Они сами договаривались о встречах и не получили ни одного отказа, не встретили ни одного человека, который бы вымучивал из себя ответы.

4. Использование имени собеседника. Д. Карнеги (Карнеги 1990: 37) советует:

«Среднего человека больше интересует его собственное имя, чем любые другие имена во всем мире, взятые вместе. Запомнив это имя и непринужденно употребляя его, вы делаете такому человеку тонкий и весьма эффективный комплимент».

Это правило может развертываться в ходе интервью в разные варианты. Очень важно, прежде чем договариваться об интервью, узнать имя кандидата в информанты.

Предварительное знание имени подчеркивает значимость человека, а кому не приятна такая информированность? Особенно это важно при организации интервью с лицами, обладающими высоким статусом и еще более высокой самооценкой. Для начальника порой весь мир сводится к кругу его подчиненных, поэтому появление интервьюера, который никогда не слышал его имени, может быть для него неприятным открытием.

Частое, но уместное использование имени (имени и отчества) информанта в ходе интервью тоже ласкает слух, улучшая атмосферу спектакля. Этот прием усиливает эффект близости. Для людей с низким статусом очень приятно, когда их называют по имени и отчеству. Вероятно, их так никто не зовет, и появление исследователя, который увидел в бомже Кольке Николая Ивановича, оказывается для него приятным сюрпризом.

Если информанту нечего скрывать, то ему может быть приятной перспектива увидеть свое имя в перечне людей, которые оказали помощь советами и информацией. Такие перечни часто включаются в книги и статьи.

5. Разговор о том, что интересно собеседнику. Разумеется, что объект интереса информанта может не совпадать с темой исследования. Однако в любом интервью найдется место для уклонения в сторону темы, которая особенно близка информанту. Это приведет к некоторой потере времени, но уход в сторону хобби может быть легко компенсирован информантом, который найдет возможности увеличить время интервью даже при самом плотном графике работы. Через разговор о «самом главном» мы духовно сближаемся с нашим информантом, что открывает его и при беседе на важную уже для нас тему. Поэтому весьма полезно еще до начала интервью что-то узнать о пристрастиях информанта. Если это человек с высоким статусом, то об этом можно узнать из публикаций или от его подчиненных (например, в приемной у секретаря). Ключ может быть найден и во внимательном анализе интерьера офиса, дома, в случайно оброненных словах или с помощью прямого вопроса относительно увлечений.

6. «Всегда внушайте своему собеседнику сознание его значимости», - советует Д.

Карнеги (Карнеги 1999: 44). Он приводит пример из своей жизни, когда ему удалось расположить к себе служащего почты: «Я спросил себя: “Что в нем такого, чем я мог бы искренне восторгаться?” Ответить на этот вопрос бывает иногда трудно, особенно когда речь идет о людях незнакомых, но в данном случае это оказалось легким делом… И вот, когда он взвешивал мой конверт, я с восхищением заметил: “Хотелось бы и мне иметь такую шапку волос, как у вас”… Он был бесконечно доволен».

Это правило прекрасно подходит к ситуации интервью. Если мы внимательны, то не составит большого труда заметить достоинства, отличающие нашего собеседника, и упомянуть о них. И среди этих достоинств есть такие, которыми мы не обладаем. Упомянув их, мы предлагаем нашему информанту подняться в иерархии происходящего или предстоящего спектакля выше нас. И он ответит благодарностью, приняв на себя роль откровенного учителя и эксперта.

В изучении протестантских евангелистских общин в США и ФРГ я регулярно сталкивался с тем, что аргументы моих собеседников казались мне чересчур простыми, чтобы их можно было принимать всерьез. Язык буквально чесался от лежавших на поверхности возражений и контраргументов. Я себя удерживал, понимая, что для моего исследования не нужно корректировать убеждения моих собеседников. Мне надо их просто узнать и понять. Кроме того, возражения спровоцировали бы совершенно ненужный спор, в котором я бы был вынужден играть роль оппонента. Зачем?

8. Самокритичность. Д. Карнеги (Карнеги 1999: 54) советует: «Не будет ли вам гораздо легче подвергнуть себя самокритике, чем слушать обвинения из чужих уст?

Информант отвечает не просто на вопрос как форму текста. Он отвечает конкретному человеку, сидящему напротив. Поэтому один и тот же текст, произносимый разными людьми и, соответственно, по-разному - это различные вопросы, на которые будут даны разные ответы. Кроме того, один и тот же интервьюер может по-разному вести интервью:

у него меняется настроение, состояние здоровья, степень бодрости и усталости.

Во время практикума по качественным методам мои студенты делали интервью под диктофонную запись и давали мне для оценки. У всех прослеживалась плохая актерская игра, что вело к необоснованной формализации общения:

Интервьюеры, беседуя со сверстниками, вдруг переходили на несвойственное им обращение на «Вы».

Вопросы облекались в четкие формулировки, что создавало впечатление механически заученного текста. Это разрывало ткань беседы.

Интервью велось в режиме «вопрос – ответ». Реальная же свободная беседа не предполагает такой симметрии и размеренности. В ней за ответом следует уточняющий вопрос, свой рассказ, реплика и т. д.

« всей российской интеллигенции Русское издательство «Посев», находящееся в настоя­ щее время за рубежом, во франкфурте-на-Майне, пре­ доставляет вам возможность публиковать те ваши про­ изведения, которые по условиям политической цензу­ ры не могут быть изданы на Родине. Напечатаны эти произведения могут быть в журнале «Грани», в ежеме­...»

«ОГЛАВЛЕНИЕ 1. Общая характеристика основной образовательной программы 2. Общие положения 2.1. Используемые сокращения 2.2. Используемые нормативные документы 2.3. Обоснования выбора направления и профиля подготовки 2.4. Общие цели основной образовательной программы 3. Характеристики профессиональной деятельности бакалавров 3.1.Область профессиональной деятельности 3.2. Объекты профессиональной деятельности 3.3. Виды профессиональной деятельности 3.4. Задачи профессиональной деятельности 4....»

«Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Уральский государственный университет физической культуры» Екатеринбургский филиал «УТВЕРЖДАЮ» Зам. директора по учебной работе М.И. Салимов «_» _2015 г. РАБОЧАЯ ПРОГРАММА УЧЕБНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ (МОДУЛЯ) ТЕХНОЛОГИЯ И ОРГАНИЗАЦИЯ ГОСТИНИЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Направление подготовки 43.03.02 «Туризм» Квалификация (степень) выпускника бакалавр Форма обучения очная, заочная Екатеринбург 201 ЦЕЛИ...»

«ПОСТАНОВЛЕНИЕ МИНИСТЕРСТВА ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ 29 мая 2012 г. № 53 Об утверждении Правил проведения аттестации студентов, курсантов, слушателей при освоении содержания образовательных программ высшего образования На основании пункта 3 статьи 93 Кодекса Республики Беларусь об образовании Министерство образования Республики Беларусь ПОСТАНОВЛЯЕТ: 1. Утвердить Правила проведения аттестации студентов, курсантов, слушателей при освоении содержания образовательных программ высшего...»

« Федерации по науке, образованию, культуре и информационной политике 27 января с.г. рассмотрел и рекомендовал Совету Федерации одобрить Федеральный закон О внесении изменения в статью 23 Федерального закона О федеральном бюджете на 2014 год и на плановый период 2015 и 2016 годов. Федеральный закон подготовлен Министерством финансов...»

«ex Исполнительный Организация Объединенных Наций по вопросам образования, науки и совет культуры Сто шестьдесят девятая сессия 169 EX/4 Part I ПАРИЖ, 2 апреля 2004 г. Оригинал: английский/ французский Пункт 3.1 предварительной повестки дня Доклад Генерального директора о выполнении программы, утвержденной Генеральной конференцией ЧАСТЬ I РЕЗЮМЕ Цель настоящего доклада состоит в том, чтобы проинформировать членов Исполнительного совета о ходе выполнения программы, утвержденной Генеральной...»

«Муниципальное бюджетное образовательное учреждение Дворец творчества детей и молодежи города Томска Областная экспериментальная площадка ТОИПКРО

Санкт-Петербургский государственный университет Факультет переподготовки специалистов по социологии и социальной работе «Социополис» Библиотека современного социогуманитарного знания Общая редакция В.В. Козловского В.И. Ильин ДРАМАТУРГИЯ КАЧЕСТВЕННОГО ПОЛЕВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ Санкт-Петербург 2006 УДК 303.4.02 ББК 60.5 И 46 В.И. ИЛЬИН. И 46 ДРАМАТУРГИЯ КАЧЕСТВЕННОГО ПОЛЕВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ. - СПБ.: ИНТЕРСОЦИС, 2006. - 256 С. («Социополис»: Библиотека современного социогуманитарного знания) ISBN 5-94348-043-9 Главный исследовательский вопрос данной работы: как можно интерпретировать информацию, получаемую с помощью качественных методов? Исследовательская ситуация рассматривается с точки зрения драматургического подхода. Это значит, что информанты и наблюдаемые люди не просто делятся информацией, они играют в спектаклях под названием «интервью» или «нас пришли изучать». Играя, они озабочены презентацией себя. Книга является попыткой обобщения опыта полевых исследований, накопленных автором. Систематический и популярный язык позволяет ее использовать в качестве учебного пособия как для начинающих, так и для относительно опытных исследователей. Может быть полезна социологам, этнологам, маркетологам, политологам - всем, кто изучает жизненный мир людей с помощью качественных методов. УДК 303.4.02 ББК 60.5 И 46 Работа подготовлена при поддержке Национального фонда подготовки кадров (НФПК) по проекту «Создание Федерального центра повышения квалификации в Санкт-Петербургском государственном университете» в 2003-2004 годах. © Издательство «Интерсоцис», 2006 © Ильин В.И., 2006 © Яковлев В.В., художеств, оформлениеISBN 5-94348-043-9 серии, 2006 ВВЕДЕНИЕ К вопросу о смысле исследования Далеко не все, что делают люди, имеет рациональный характер. Однако научная деятельность по определению должна иметь таковой. Рациональность исследователя включает в себя непростой вопрос: «Зачем?». Огюст Конт, один из первых мыслителей, задумавшихся о смысле познания общественных явлений, ответил на этот вопрос, следуя логике естественных наук: «познать, чтобы предвидеть, предвидеть, чтобы мочь». Этот пафос социологии как инструмента предвидения мира с целью его преобразования сохраняется и по сей день. Наиболее четко он проявляется в исследованиях электорального и потребительского поведения. В первом случае целью является познание состояния общественного мнения для предвидения поведения избирателей в день выборов. Это позволяет политикам и их штабам манипулировать общественным мнением во имя достижения победы конкретного кандидата или партии. В другом случае целью познания является оценка емкости того или иного рынка или его ниши, что позволяет на основе прогноза его изменений выстраивать маркетинговую стратегию фирм. Более или менее четко ориентация современных социальных исследователей на обслуживание процессов преобразования мира заметна и при изучении многих иных тем. Субъекты, имеющие власть, мир воспроизводят и перестраивают, а общественные науки, изучая этот мир, дают им информацию для принятия управленческих и политических решений. В данном случае заказчиком и потребителем социальной информации выступают органы управления страной, городом, фирмой и т. д. Такая функция обслуживания власть имущих в наше время встречает все больше скептицизма со стороны и власти, и самих исследователей. Объектом скепсиса является, прежде всего, способность социальных наук предсказывать сколько-нибудь сложные процессы, возникновение качественно новых явлений. Когда все антикоммунистически настроенные обществоведы прогнозировали более или менее быстрый крах советской системы, она не только не рушилась, но и укреплялась. Когда научный антикоммунизм смирился с ее вечностью, она рухнула так быстро и неожиданно, что никто не успел этого предсказать. Разумеется, данное суждение не относится к всегда имевшим место философским предсказаниям, исходившим из диалектического принципа конечности всего сущего: все смертны, все государства рано или поздно исчезнут. Другой возможный вариант понимания функции социальных наук не связан с задачей обслуживания власти или оппозиции. Его исходный принцип я бы сформулировал так: «Познать, чтобы понять, понять, чтобы сосуществовать». Индивиду необходимо понять себя и социальную среду своего существования, чтобы наиболее эффективно сосуществовать с ней. Ему требуется понять значимых для него Других, чтобы быть в состоянии сосуществовать с ними, с одной стороны, не заставляя их быть 3 похожими на себя, а с другой - и самому не теряя своеобразия. Лишь понимая Другого, можно уйти от соблазна определить его как «дикого», «странного», «опасного» и т. д. Чтобы понять Другого, надо увидеть мир его глазами, в его терминах, через призму его осознанных интересов, страстей, предрассудков, иллюзий, надежд. Иначе говоря, надо понять его жизненный мир изнутри. С помощью традиционных методов социальных исследований, базирующихся на позитивистской методологии, сделать это нельзя. Для достижения этой цели необходимы иные, гибкие методики, не пытающиеся копировать инструментарий естественных наук. Любое общество социально неоднородно. Чем оно сложнее, тем выше уровень неоднородности. Разные сословия, классы и слои всегда жили в разных социокультурных мирах, часто разделенных пропастью. Современные общества стремительно приобретают мультикультурный характер в силу нарастающих масштабов разных видов миграции, формирования целой палитры стилей жизни. В этих условиях никто не живет просто в каком-то обществе (российском, германском или американском). Люди живут в относительно изолированных социокультурных мирах (полях), сформированных коллегами по работе или учебе, родственниками и друзьями. В каждом таком социокультурном поле свои материальные возможности, свои нормы и ценности, свои особые правила интерпретации вещей и поступков, свой словарный запас, свои нюансы в его понимании. Каждый город, говоря словами Р. Парка, представляет собой «ансамбль социальных миров». И за пределами нашего мира в поле зрения, но вне поля понимания, живут, ходят, борются за существование Другие. Нам от них никуда не деться, как и им от нас. Мы обречены жить по соседству: богатый с бедным, коренной житель с иммигрантом, успешный с неудачником, здоровый с инвалидом, алкоголик с принципиальным трезвенником, монах с развратником, молодой со стариком и т. д. и т. п. Другие - «странные» и «непонятные», а то и «опасные» в силу своей инаковости. Атмосфера социокультурной изоляции благоприятна для роста самых разных видов фанатизма и твер-долобости. Барьер непонимания чреват в лучшем случае отчуждением, в худшем - кровавыми конфликтами. Мы живем рядом в физическом пространстве, но бесконечно далеко - в пропространстве социальном. И для устойчивого существования этого пестрого общества ему необходимы посредники в виде «путешественников», которые смело пересекают границы социальных миров, пытаются понять логику их существования и донести ее до жителей иных миров. Потребителем такой информации выступает не только и не столько власть, сколько бесконечно многоликое общество индивидов. Обычные индивиды, целиком поглощенные повседневностью, не имеют времени, сил, ресурсов и способностей, чтобы путешествовать в иные социальные миры (поля). И исследователь социальных миров может выполнять функции посредника, расширяя пространство взаимопонимания, кооперации, сотрудничества. 4 Власть не выпадает из круга потребителей такой информации. Она просто указывается в ряду других читателей текстов. Мир Кремля от мира обездоленных Москвы находится дальше, чем от мира вашингтонского Белого Дома. Данные социальной статистики и массовых опросов не смягчают этого непонимания. Нельзя представить себя на том месте, которое ты никогда не занимал. Не может успешный политик взглянуть на мир глазами неудачника, а потому он не в силах ему помочь. Социальная помощь, как и лекарство, эффективна лишь при адекватности средства объекту. То, что спасает одного, с таким же успехом убивает другого. Мир бизнеса, маркетинга, технологий отделен глубокими социокультурными пропастями от миров основной массы потребителей товаров и услуг. На границах этих миров очевидное превращается в невероятное. Потребление же за пределами логики физического выживания становится производством смыслов, инструментом конструирования идентичности, средством коммуникации. Люди одеваются не только для того, чтобы защититься от холода, но обозначая свою принадлежность к тому или иному полу, классу, типу, возрастной группе и т. д. Аналогичным образом потребление пищи, автомобилей, домов, мебели, информации и т. п. - это часть логики соответствующих социокультурных миров (полей). Поэтому успешный маркетинг часто зависит от способности производителей товаров и услуг заглянуть в жизненный мир, в пространство смыслов своих целевых групп. И здесь традиционные методы массовых опросов помогают в снятии лишь очень поверхностной информации о легко наблюдаемых формах поведения и хорошо осознанных отношениях («ем / не ем», «нравится / не нравится»). Все выше сказанное не означает отрицания полезности и значимости традиционных позитивистских методов сбора и анализа информации. В обществе есть ниши, хорошо изучаемые с помощью этих методов, и есть потребители, нуждающиеся в получаемой с их помощью информации. Весь пафос моего вступления сводится к простому тезису: часто этого недостаточно, т. к. люди и общественные отношения намного сложнее используемых формальных методов. Предлагаемая в этой книге методология и методика качественного (гибкого) исследования дает возможность взглянуть на людей и социальный мир с иной стороны. В фокусе такого исследования оказывается не общество в целом, не средний россиянин, а конкретные группы, типы, варианты. А исследователь выступает в качестве посредника, путешествующего между ними. Репертуар ролей социального исследователя Исходя из выше описанных подходов к изучению социальной реальности, можно сформулировать репертуар ролей социального исследователя. 1. Исследователь как игрок. В любой сфере деятельности есть тенденция замкнуться в рамках собственной рациональности. Есть искусство ради искусства, политика ради политики. Социальная наука не является исключением. Один из способов ее существования можно выразить формулой: «наука ради науки». В рамках этой логики исследователь замыкается в своем профессиональном поле, играет по его правилам, борется за его ресурсы. Он проводит исследование, удовлетворяя свой личный интерес, собирая материал для диссертации, которая позволяет ему повысить статус, публикуется, чтобы быть избранным и переизбранным на должность, производя в ходе этого процесса работы специфического жанра, которые я предпочитаю называть «доцентскими публикациями». Их единственный смысл - обеспечение движения по ступеням научной карьеры. Автор, создающий их, не предполагает наличия читателей. Ему важен вам факт публикации и рост числа вышедших в свет работ. Наибольшая концентрация таких работ - в тезисах конференций и в ведомственных изданиях вузов и научных институтов. Читать невозможно, но в список трудов хорошо вставляется. Соответственно, цель исследований такого ученого-игрока - обеспечение «доцентских» публикаций. 2. Исследователь как разведчик. Он добывает информацию, не зная для кого, понятия не имея, как ее будут использовать. Он получает деньги от заказчиков (правительственных и коммерческих структур), фондов. И главный смысл его деятельности - в хорошей отчетности, которая дает шанс на получение новых заказов и грантов. В погоне за заказами и грантами он не в состоянии довести до публикации значительную часть собранных им материалов. Они уходят в какие-то архивы. А он, едва отчитавшись по одному исследованию, приступает к новому. 3. Исследователь как советник. Эта роль встречается в двух сферах: политике и бизнесе. В первом случае исследователь находится рядом с правителем того или иного масштаба и пытается, опираясь на свой исследовательский опыт и результаты, советовать ему, как лучше управлять страной, регионом или городом. Во втором случае он близок к руководителю фирмы и пытается конвертировать свой исследовательский опыт в стратегии управления персоналом, завоевания рынка и т. д. 4. Исследователь как политик. Это современная попытка реализации платоновской утопии, в центре которой правитель-философ. Кто, как не социолог или политолог, знает, как лучше управлять обществом? Отсюда стремление при наличии возможности самостоятельно «порулить» страной или ее частью, опираясь на свой научный опыт. В нашей стране в годы перестройки целый ряд социологов, следуя этой логике, пошли в депутаты. 5. Исследователь как путешественник. Он скептически относится к своей способности прямо влиять на политическую или экономическую власть. Он просто путешествует в ходе своих полевых исследований из одного социокультурного мира в другой 6 и рассказывает в своих публикациях и лекциях о том, что там увидел. Какие выводы можно сделать из этих книг и статей, как использовать полученное знание - дело самого читателя. Благодаря путешественнику, люди, для которых свобода слова - наивный миф, получают возможность быть услышанными за пределами своей кухни. Исследователь, пересказывая их, многократно усиливает их голос. Я попробовал себя в разных ролях и в конечном итоге остановился на роли путешественника. В годы перестройки, как и многие мои коллеги- обществоведы, я наивно надеялся на свою способность как-то влиять на преобразование общества. Наш социологический кооператив «Диалог» проводил исследования и консультировал некоторых демократически ориентированных кандидатов в народные депутаты. В силу разных причин (мое личное участие, как мне сейчас представляется, было очень далеко от того, чтобы быть значимым) наши клиенты были удачливы: трое прошли в народные депутаты, один даже стал министром СССР. Но советника не получилось ни из меня, ни из моих коллег. Да, в период предвыборной кампании мы проводили опросы, наблюдения, глубокие интервью, на моей кухне или на кафедре писали и обсуждали программы и тексты листовок. Была иллюзия общей команды, включающей политиков и исследователей. Победа убила наивность. Наш выдвиженец вернулся со съезда народных депутатов СССР уже с лицом, на котором четко отпечаталось бремя творца истории. Когда мы попытались с ним обсуждать реакцию съезда на избиение демонстрантов в Тбилиси, он с очень большой высоты сказал: «Мужики! Вам трудно объективно судить, так как вы не знаете всей полноты картины». Когда мы удивились (шла полная трансляция заседаний съезда) и попросили восполнить наш пробел, он свернул разговор: бремя государственного деятеля не позволяло тратить время на просвещение трех-четырех знакомых, его ждали толпы любопытных избирателей в огромных залах, его приглашали на прием первые люди региона. Вскоре после этих метаморфоз мой приятель, участвовавший в той же группе, сказал: «Нас использовали, чтобы сделать собственную карьеру, забыв в суете даже сказать спасибо. Теперь я это буду делать только за деньги. Время романтических иллюзий ушло». Товарищ действительно вскоре серьезно изменил свое материальное положение, работая на тех, кто был в состоянии оплачивать услуги. А я сделал другой вывод: никогда не претендовать на роль советника при власть имущих. Исследователь не может быть на равных с властью. Приближение к ней смертельно опасно для его профессионального статуса: власть его использует и выбросит, предварительно испортив его репутацию, взвалив на него ответственность за свои решения, которые он не принимал. Поэтому мой основной опыт связан с ролью путешественника. Эта роль не исключает отношений с власть имущими в политике или бизнесе. Но путешественник входит в эти сферы не для того, чтобы приобрести элитный статус и стать частью правящей команды. Он идет туда, чтобы увидеть что-то новое и понять сферу власти. Он идет туда не ме- 7 нять, а познавать мир. Это не исключает того, что с него спросят какую-то информацию, какие-то идеи. Однако такие отношения строятся в формате социального обмена одних ресурсов на другие. Поэтому у исследователя нет причин опускать голову и принимать смиренную позу, т. к. он не просто не просится в кабинеты власти, он не видит никакого смысла быть там. Социальная теория и полевое исследование Полевое исследование жестко привязано в своих выводах к фактам, собранным в соответствии со строго соблюдаемыми процедурами. Из него может выводиться теория, но она также привязана к масштабам исследования. Это положение касается как качественных, так и количественных исследований. Качественное исследование может ставить задачу конструирования теории, но это будет теория микроуровня, строго выводимая из собранных фактов. Такую теорию сейчас часто называют «обоснованной теорией» (Grounded Theory). В количественном исследовании конструируемая теоретическая модель также жестко ограничена рамками интерпретации социальных фактов, выраженных в форме цифр. Однако социальная реальность гораздо богаче, чем имеющиеся методики эмпирического исследования. Эта реальность лишь в ограниченной мере переводима на язык фактов, собираемых с помощью строго обоснованных процедур полевого исследования. Большинство социальных теорий макроуровня или моделей человеческого поведения, претендующих на высокий уровень обобщения, не могут быть выведены из полевых исследований. Они опираются на слабо систематизированные, разрозненные данные, процедура сбора которых часто неясна. Значительная часть лежащих в их основе фактов I это изолированные друг от друга ситуации, связь между которыми проблематична. «Дыры» между блоками фактов связываются с помощью логических построений. Теория чаще всего вырастает как плод социологического воображения, а не методичного обобщения фактов. Социальные теории отражают убегающую от глаз исследователя реальность, которая не склонна к повторам (принципиальное отличие от природы). Поэтому даже тщательно эмпирически обоснованная теория каждый день подвергается сомнению, т.к. встает вопрос о возможности ее применения к реке социального времени, в которую дважды не войдешь. Таким образом, строго говоря, основные социальные теории имеют статус лишь более или менее обоснованных гипотез, которые требуют постоянной проверки и доказательства. В социальных науках нельзя, как в физике или химии, однажды открыть закон и быть уверенным в его вечности. Социальная реальность меняется быстрее, чем исследователь успевает сформулировать свои теоретические положения. Ни одно полевое исследование не в состоянии полностью проверить и доказать сколько-нибудь масштабную социальную теорию. Оно может лишь показать, что здесь и сейчас это теоретическое положение оказалось вер- 8 ным. Однако никто, не греша против научной честности, не рискнет сказать, что оно будет верным и в других местах, и здесь же, но в другое время. Поэтому социальная теория нуждается в постоянных полевых исследованиях, проверяющих и уточняющих ее. В то же время для полевого исследования социальная теория - это источник критического вдохновения, гипотез, вечный призыв к проверке на новом материале, на новом отрезке социального времени. Даже если исследователь пытается взглянуть на реальность с «чистого листа», выбор им темы, подхода к сбору материала и т. д. обычно навеяны знакомством с социальной теорией. История качественных методов Зачем нужно знать историю методов? История ради истории особого смысла не имеет, хотя она может удовлетворять любопытство некоторых групп читателей. А прочтение текста читателями уже оправдывает усилия автора по его написанию. История может рассматриваться как хранилище идей. Известно, что новое часто является лишь хорошо забытым старым. Нередко вспоминать его чрезвычайно полезно. Это позволяет экономить время, отказываясь от изобретения велосипеда. С одной стороны, это удачные идеи, забытые просто потому, что изменилась научная мода, научные приоритеты, которые часто определяются чиновниками от науки и политиками. С другой стороны, есть идеи, забытые заслуженно. Их забыли потому, что они не вписывались в прежний контекст, например не состыковывались с господствующими представлениями, накопленным материалом, не отвечали потребностям практики и т. д. Но контекст меняется, и выброшенное на свалку за ненадобностью может оказаться очень ценным с изменением общественных условий. Кроме того, некоторые идеи были отброшены просто потому, что не были доведены до логического конца, имели наивную форму, слабую аргументацию и т. д. Сырой материал бесполезен только в силу того, что его не смогли или не захотели довести до зрелого состояния. В этом случае имеет смысл извлечь идеи, методики из архивов, а то и свалок, и довести до современной кондиции, опираясь на новые возможности. Таким образом, моя мысль проста: изучение истории науки имеет практический смысл, выходящий за пределы простой любознательности. История качественных методов в общественных науках начинается с предыстории, из которой она выросла. Все начиналось с описания чужих земель и народов сначала путешественниками, а потом и миссионерами, завоевателями, колониальными администраторами. Они оставили многочисленные воспоминания, в которых описывали новые для европейцев земли и культуры. В основе этих описаний лежали методологические установки, которые отражали общий характер культуры тех обществ, из которых прибыли авторы. Исходный принцип состоял в том, что «настоящие» люди - это европейцы, а остальные - это странные, 9 недоразвитые существа, отставшие в своем развитии или вообще не способные жить как «нормальные люди». В настоящее время отношение к достоверности данных, оставленных путешественниками, миссионерами и администраторами, весьма скептическое во многом именно по причине предвзятости глаз наблюдателей. В них мы видим гораздо больше информации о духовном мире европейских обществ, чем о тех, которые описываются. Анализ материалов тех первых исследований ставит актуальную методологическую проблему адекватности отражения реальному объекту, роли характера «зеркала», т. е. исследователя, в формировании картинки. Удаленный в пространстве или во времени мир доходит до нас в виде картинок (вербальных или невербальных), созданных с помощью инструментов той культуры, к которой принадлежит исследователь. Он оказывается частью созданной им картины. Собственно история качественных методов начинается с XX в. Н. Денцин и И. Линкольн (Denzin & Lincoln 1998: 2) выделяют в истории качественных методов в западном обществоведении пять периодов: традиционный (1900-1950), модернистский, или «золотой век» (1950- 1970), период размытых жанров (1970-1986), кризис репрезентации (1986-1990), постмодернистский, или современный период (с 1990 г.). Рассмотрим их подробнее. Данная периодизация, как и почти любая иная, грешит, конечно, натяжками. Люди, книги, мысли не могут однозначно втискиваться в жесткие рамки тех или иных периодов. Однако общая логика развития качественных методов в данной периодизации вполне отчетливо прослеживается. И обращать внимание стоит, прежде всего, на нее, а не на конкретные даты. 1) Традиционный период (1900-1950) Внутри этого периода я бы выделил два направления, которые, с одной стороны, тесно взаимосвязаны, а с другой - имеют существенные различия. (а) Классическое антропологическое направление В начале XX в. исследователи, используя качественные методы, стремились писать объективные отчеты, соответствовавшие позитивистской методологии. Они были озабочены проблемами надежности, достоверности и объективности своих работ. Это был колонизаторский взгляд на изучаемый мир через призму обществоведения, пытавшегося подражать естественным наукам. «Иные», являвшиеся объектом их исследований, рассматривались как «чужие» и «странные». Это период активного использования качественных методов. Но можно ли оттуда выводить современные качественные исследования? Видимо, нет, т. к. исследователи классического периода однозначно стояли на принципах позитивизма, стремились к открытию универсальных законов, что в современной качественной социологии вызывает в лучшем случае скептическое отношение. Классики этого периода - Бронислав Малиновский, Radcliff-Brown, 10